Говорящий от имени мертвых (Голос тех, кого нет) - Орсон Кард

– Приятные ощущения, очень любезно с их стороны. Мы что, в концентрационном лагере? Или в зоопарке?

– Все зависит от того, с какой точки зрения посмотреть, – сказала Джейн. – Человеческая сторона изгороди – это связь с оставшейся вселенной, а сторона свиноподобных – это капкан, поставленный на их собственной земле.

– Разница в том, что они не знают, что они – отверженные.

– Я знаю, – сказала Джейн. – Это очаровательная черта людей. Вы все уверены, что низшие животные исходят на зависть только потому, что им не посчастливилось родиться гомо сапиенс.

За оградой простирался склон холма, на вершине которого начинался густой лес.

– Зенологам не удалось проникнуть в глубину лесных поселений. Свиное сообщество, с которым они вступили в контакт, углубилось в лес менее, чем на километр. Свиноподобные живут в бревенчатом доме, все самцы вместе. Мы ничего не знаем о других поселениях и стоянках, за исключением подтверждения спутниками-разведчиками того, что любой, подобный этому лес имеет свою популяцию охотников-собирателей.

– Они охотники?

– Большинство – собиратели.

– Где умерли Пайпо и Лайбо?

Джейн выделила травянистый участок на склоне холма, ведущий к деревьям. Огромное дерево росло в одиночестве неподалеку. В стороне от него подрастали два молодых деревца.

– Те самые деревья, – произнес он, – что-то я не помню ничего подобного по голограммам Трондейма.

– Это было двадцать два года назад. Большое дерево свиноподобные посеяли в теле бунтовщика, прозванного Рутером, его расчленили перед самым убийством Пайпо. Два других – это уже недавние экзекуции.

– Хотелось бы знать, почему они сажают деревья для свиней и не сажают для людей.

– Деревья для них священны, – сказала Джейн. – Пайпо писал в отчетах, что многие деревья в лесу имеют имена. Лайбо предполагал, что они названы в честь умерших.

– Люди просто не являются частичкой модели древопоклонения. Хорошо, этого, пожалуй, достаточно. Однако, я думаю, что их обряды и мифы ведут начало не из небытия. Существуют определенные причины, порождающие их, возможно, они связаны с собственным отбором в сообществах.

– Эндрю Виггин, антрополог?

– Истинный предмет изучения человечества – это человек.

– Давай изучим кое-кого из людей, Эндер. Семью Новинхи, например.

Между прочим, компьютерная сеть получила официальный запрет на ознакомление тебя с информацией о том, кто где живет.

Эндер сморщился.

– Так значит Боскуинха была не столь дружески расположена, как казалось.

– Если ты спрашиваешь, где живут те или иные люди, они сразу узнают, куда ты собираешься идти. И если они не хотят, чтобы ты ходил туда, то никто не будет знать, где они живут.

– Но ты ведь можешь обойти это ограничение, не так ли?

– Уже сделала.

Свет вспыхнул около линии изгороди, позади холма обсерватории. Место было настолько уединенным, насколько мог позволить Милагр. Несколько домов были выстроены с видом на ограду. Эндер недоумевал, почему Новинха поселилась именно здесь, чтобы быть ближе к забору, или – дальше от соседей. Возможно, это был выбор Макрама.

Ближайшей секцией была Вилла Атрас, затем шел участок, названный Эс Фабрикас, он простирался вплоть до реки. Как следовало из названия, он состоял из множества маленьких фабрик, вырабатывающих металл и пластмассу, производящих пищу и ткани, разные волокна, используемые Милагром. Славная, компактная, самостоятельная экономика. А Новинха предпочла жить невидимо за спиной всех и всего, в стороне от посторонних глаз. Эндер был абсолютно уверен, именно Новинха выбрала это место. Было ли это моделью ее жизни?

Она никогда не принадлежала Милагру. Не случайно все три вызова Говорящих исходили от нее и ее детей. Сам акт обращения к Говорящему был вызовом, предупреждением, что они не принадлежат к сообществу благочестивых католиков Луситании.

– Все же, – сказал Эндер, – придется попросить кого-нибудь проводить меня. Я не могу допустить, чтобы они узнали, что мне доступна любая информация, даже тщательно защищенная.

Карта исчезла, на ее месте появилось лицо Джейн. Она не обратила внимания на увеличение размеров терминального изображения и не адаптировалась. Поэтому ее голова во много раз превышала человеческие размеры. Зрелище впечатляло.

– В действительности, Эндрю, это из-за меня они не могут скрыть информацию.

Эндер вздохнул.

– У тебя есть на то законные права, Джейн.

– Я знаю. – Она подмигнула. – А ты не должен знать.

– Ты хочешь сказать, что не доверяешь мне?

– От тебя разит беспристрастием и обостренным чувством справедливости. Но я достаточно очеловечилась и требую привилегированного обхождения, Эндрю!

– По крайней мере, обещай мне одну вещь.

– Все, что угодно, мой мельчайший друг.

– Когда ты решишь скрыть что-либо от меня, предупреди меня, пожалуйста, что ты не собираешься посвящать меня в свои тайны.

– Слишком темный путь для меня, маленькой старушки. – Она превратилась в карикатуру сверхженственной женщины.

– Здесь нет ничего темного для тебя, Джейн. Будем благосклонны друг к другу. Не заставляй меня падать на колени.

– Мне чем-нибудь заняться, пока ты будешь в семье Рибейры?

– Да, выясни все факты, в которых Рибейры значительно отличаются от других людей Луситании. А также все конфликты и разногласия между ними и остальными.

– Ты приказываешь, я повинуюсь.

– Почему ты стараешься вывести меня из себя?

– Не старалась и не стараюсь.

– Мне так не хватает друзей в этом городе.

– Ты можешь положиться на меня. Я буду предана тебе до конца твоей жизни.

– Я беспокоюсь не о своей жизни.

Площадь была заполнена детьми, играющими в футбол. Большинство из них проделывало разные приемы, показывая, как долго они могут поддерживать мяч в воздухе только при помощи ног и головы. Двое из них вели отчаянный поединок. Мальчишка со всей силой пнул мяч в девочку, стоящую в трех метрах от него. Она неподвижно приняла удар. Затем схватила мяч и пнула его в мальчишку. Теперь замер он, стараясь не двинуться с места. Каждый раз соперники терпеливо сносили удар, а затем пинали мяч в противника.

Эндер попытался спросить некоторых мальчиков, знают ли они, где дом Рибейры. Их ответы были однообразны – все просто пожимали плечами. Когда он настаивал, детишки старались делать что-нибудь или отходили в сторону.

Вскоре площадь опустела. Эндер недоумевал, что мог наговорить о нем епископ.

Негласный поединок продолжал разгораться. Площадь поредела, и Эндер увидел другого ребенка, вовлеченного в него, мальчика лет двенадцати. На первый взгляд в нем не было ничего экстраординарного, но дойдя до середины площади, он заметил, что у мальчика странные глаза. Через мгновение он понял. У ребенка были искусственные глаза. Они светились металлическим блеском. Эндер знал принцип их работы. Только один глаз использовался для зрения, он имел четыре независимых визуальных оси, глаз сам разъединял сигналы, обеспечивая достоверное бинокулярное видение, и посылал их в мозг. Другой глаз обеспечивал энергетическую поддержку, компьютерный контроль и внешний интерфейс. При желании он мог запечатлеть в фотопамяти короткие последовательности наблюдаемых событий. Но фотопамять была очень ограничена – менее триллиона бит. Дуэлянты использовали его как судью. При возникновении разногласий, он проигрывал всю сцену в замедленном изображении и рассказывал им, что произошло.